Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]
Натянутая тишина лопнула, как струна. "Дворец Амина" взяли без выстрелов и почти без потасовок.
Я поднялся в бывший кабинет. На полу - бумажный ковер с узором из книг. На столе - безжизненные останки компьютера, мертвое железо, еще вчера хранившее мысли. И цветы, которые уже не просят пить.
Бросил в пакет несколько книжек.
Сергея не было. Другой парень, изъяв пропуск, вежливо сказал:
- А вы работать будете?
- Где?
- Ну, мы всех приглашаем: приходите - работайте.
- Спасибо - загляну.
Дня через три шел мимо "дома с шарами". Сергей стоял с автоматом у входа.
- Воробей, привет!
Он подслеповато повел взглядом. Узнал.
- Ты на повышение пошел - на посту у входа, при оружии.
- Да, назначили. Я еще мамку жду, должна приехать. Кушать привезет.
- Не ругала, когда узнала, где ты?
- Плакала. И плачет, когда видимся.
- Сереж, а как ты сюда попал?
- Да с батей вместе.
- Захотелось повоевать?
- Не. Родину надо защищать. Мы с батей месяца два все разговаривали, все решали. От местных хозяев житья не было, грабили, все им мало, но хотя бы не убивали, а те придут - совсем конец. Их Европа поддерживает и защищает. Гитлеру она тоже дала развернуться. А эти страшнее. Я вам точно говорю - никого не пожалеют.
- А отец где?
- Не говорит. Живой. Звонил вчера. Работы, говорит, много. В любой момент эти могут город взять в кольцо. Они ж вокруг засели. Вы, пожалуйста, не стойте здесь, нельзя.
Я вернулся в Луганск в начале сентября. Тишина, как и весной. Но - другая. Израненная, пугливая. Тогда ей грозили события, теперь - страх перед их возвращением. Она обсуждалась в хлебных и водяных очередях. Куда пойдет дело? Будут гнать карателей дальше или остановятся? Поможет Россия или бросит? Но - растаяли очереди, ожил рынок в центре, открылись магазины. Жизнь вернулась. Днем спокойная, почти довоенная, по вечерам - при свечах, робкая, с оглядкой. И с дальними канонадами сомнительного перемирия.
Как-то, разговорившись с ополченцем, спросил:
- А не было у вас парня? Зовут Сергей, позывной - Воробей.
- Сергей-воробей? Кажись, был где-то.
- Живой.
- Да мясорубок столько было. Давно не видел. Но, кажись, был живой.
- А как выглядит? В очках? На голове такой растрёп - не причешешь!
- Не, другой был. Худючий, жилистый такой. Солнце коптит, огонь коптит, а у него лицо бледное. А, кажись, его в шутку Скворцом звали. Он минометном расчете. Потрепало хлопцев!
И он принялся рассказывать одну из тех рядовых историй, которую нужно знать всем и которая, наверное, никогда не будет записана. События свои войны считают по их связи с победами и поражениями. А такие истории рассказывают за бутылкой, вспоминая друзей, что не с нами.
- Эх, посидеть бы нам! - вздохнул "кажись", выразительно изобразив душевную беседу большим и маленьким пальцами.
Не знаю, почему мне загорелось узнать о судьбе "Воробья". Принялся расспрашивать всех фронтовиков, с кем удавалось завести разговор.
Удивительное дело - у всех были свои мальчишки-воробьи. С разными позывными, постарше, помладше, похожие и не похожие на Сережку. Они погибали, были живы, ранены, сражались, матерели. Под Счастьем, в Красном Яру, под аэропортом, Новосветловкой, Станицей. Воробьиная стая!
А вот моего среди них не было.
Осень прошла. Новые хлопоты, тревоги, заботы отодвинули "Воробья" в уголок памяти.
Но недавно он мне приснился. Я окликнул его там же, на ступеньках "дома с шарами", теперь Дома правительства. Окликнул почти на авось.
- Сергей-воробей, ты?
- Да, я. А вы кто?
- Мы весной с тобой общались, в мае. Ты мне пропуск выписывал. Учителем назвал.
Потемневший взгляд из-под очков.
- Да, вспомнил.
- Ты возмужал.
- Да нет. Не успел. Мы с отцом погибли летом. Сначала батя, потом я. Батя попал в оборот под Стукаловой Балкой. А я, я попал в плен. Меня не убили - забили. Забили как выродка. Чтобы не плодил таких же на их Украине. Мне только мамку жалко. И сестру. Вы найдите мою мамку.
- Да как же я ее найду?
- Не знаю, но найдите. Они совсем одни.
В близоруких глазах - ни напряжения, ни отчаяния, ни сожаления. Спокойный взгляд, какой бывает только у тех, кто познал больше, чем может познать человек.
Глеб Бобров
Тонкая прозрачная линия
очерк
В неглубокой яме свалены обломки двух гробов. Под толстым слоем грязи можно даже распознать цвета - зеленовато-желтый и насыщенно-синий. В перевернутой крышке желтого гроба лежит скомканная куртка военного хэбэ. И форма, и бязевая обивка крышки покрыта округлой белой крупой. Вникать, что это такое, категорически не хочется. Сверху на шею свинцовой тенью давят тучи. Непрестанно идет моросящий дождь. Даже небесам тоскливо на этом пустыре. Мы по щиколотки в грязи стоим у ям. Впереди за пустырем видны руины измочаленной в хлам Новосветловки, а сзади - ограда Свято-Покровского храма. Мы - это миротворческая группа: луганские "афганцы", российские общественники и представители украинского "Офицерского корпуса". Плюс журналисты: корреспондентская группа Луганского информационного центра и тележурналисты "СТБ" от Украины. Миссия предельно проста - передать украинской стороне тела шести военнослужащих убитых в летних боях за Новосветловку.
***
"Передать" - звучит просто. Однако по логистике обеспечения это почти военная операция. Началось все ранним утром. Основную согласовательную работу проделали наши "афганцы" - Глава Луганского Союза ветеранов Афганистана Сергей Шонин, да его зам и верный соратник Виктор Муха. Сколько времени и сил потребовалось на взаимное согласование по обе стороны фронта - одному Богу известно, но сегодня мы с вооруженным комендантским эскортом уже выдвигаемся к блокпосту у города Счастье.
Некогда разделенная отбойником шикарная трасса изувечена воронками. Отбойник во многих местах закручен и порван взрывами. Машины постоянно перестраиваются с правой стороны на левую прямо по разжеванным в кашу газонам. Дорого покрыта равномерным слоем грязи. У блокпоста картина, как в Первую мировую: капониры, блиндажи, траншеи и ходы сообщения в полный рост. Везде покрошенные в щепу деревья, мусор и всепроникающая непролазная грязь. Над унылым военным пейзажем, под нескончаемым промозглым дождем стоят бойцы ополчения. Вышли. Обнялись с мужиками. По фронтовой традиции соприкоснулись плечами, словно на мгновение поддержав друг друга. Дальше двигаться нельзя: через километр-триста блокпост "укропов". Иначе здесь противника не называют. Мост, говорят, заминирован. И - да: "Машины отгоните за посадку - не дрочите корректировщиков с "той" стороны".
Пока загоняли транспорт, "афганцы" выставили из окна парламентерский флаг организации и поехали на ту сторону. Витя Муха со смехом рассказывал, что "айдаровцы" прошлый раз пообещали его посадить на пару дней "на подвал". Мол, "шибко борзый". Шутили или нет - никто не знает. Но он поехал. Через пятнадцать минут вернулись. Следом за бусиком "афганцев" пришла "Газелька" с бумажными прямоугольниками на стекле: "Груз 200". Это - первый этап нашей операции: встреча "труповозки" и представителей украинской общественной организации "Центр освобождения пленных "Офицерский корпус"". Вместе с ними несогласованно приехали и журналисты СТБ. Имеют право. Правда, мне сложно представить наших журналистов на территориях подконтрольных, например, батальону "Айдар".
***
Следующий пункт - Новосветловка. Именно там эксгумировано шесть тел одностороннего обмена. Назад возвращаемся в бусике, сидя прям на головах. В кабине "труповозки" ехать желающих не нашлось. Украинские телевизионщики Боря и Алексей напряжены и молчаливы, но работу свою делают четко - прямо из залитых дождем окон снимают разрушения, останки военной техники и остовы уничтоженных украинской артиллерией объектов. Поглазеть им есть на что. Бывший стационарный пункт ГАИ ощерился из-под земли тремя осколками фундамента и рассыпался посередине трассы большой кучей дробленого кирпича. Две заправки - газовая и обычная - разметаны прямыми попаданиями и полностью выгорели. От танка остался только остов - перевернутая башня валяется поодаль, видимо, сдетонировал боекомплект. Это я уже видел в Афгане - узнаваемо. У башни и остатков брони пожухшие венки и выгоревшие фотографии.
Представитель "Офицерского Корпуса" Алла Борисенко изредка отмечает особо впечатляющие объекты. Телевизионщики воспринимают ее указания, как безусловные команды. Сама немногословна, обстоятельна. В глазах невыразимая тоска.
На въезде в город народ оживился. Журналисты СТБ заметно поражены наличием жизни в Луганске. Остановки транспорта, многочисленные пешеходы, работающие магазины - все это вызывает неподдельный интерес и удивление. Также гостей заметно впечатлили разрушения. При попытке снять с ходу недостроенную 27-этажку за зданием СБУ "поймавшую" за лето три прямых попадания, оператор заметил:
